И правда, как это Агарь бросила под куст четырнадцатилетнего пацана, своего сына Ишимаэля? И вообще, с какой целью зрелая женщина бросает молодого человека под куст? Неужели: «А мальчик мне сказал, боясь, / Совсем взволнованно и тихо»!? Нет, в первоисточнике то все достаточно невинно. В оригинале употребляется слово הילד את תשלך «послала ребенка». Вот это «послала ребенка» переводчики канонического русского текста и перевели как «бросила ребенка». Придав таким образом всему повествованию отсутствующую в первоисточнике разрывающую сердце интонацию…
…А потом произошло то, что уже когда-то происходило и не могло не произойти вновь.
— Вытри слезы, Агарь?
— А, это ты, Ангел.
— Да, Агарь, я ждал тебя все эти годы. А сейчас я, наконец, услышал голос твоего сына…
— «Ждал все эти годы». Снимаю с головы шляпку из подозрительной соломки и обмахивая ею декольте. И Ишмаэль, сынок, убери, пожалуйста, нож. С этим дядей тебе все равно не справится. Он из тех эстетов, которых не убьешь — они сами кого хочешь убьют.
— Мама, но он так смотрит на тебя!
— Какой же ты еще мальчик, сынок. ( נוער это слово переводится как «подросток». Русский канонический перевод всегда переводит это слово как «отрок» прим. переводчика). Он так смотрит на меня, не потому что хочет меня не обидеть. Кстати, Ангел, вместо того, чтобы меня раздевать глазами, ты нам лучше дал воды.
— У тебя за спиной колодец, Агарь.
— Колодец? В пустыне? Вот она, всемирная отзывчивость русского человека, о которой писал еще Федор Михайлович Достоевский. Какая боль, и какая ответственность! Ты действительно готовился к встрече со мной, Ангел. Какая вкусная холодная вода.
— Я не русский, я еврей.
— Да? Господи, кошерно-то как! А я то, дурра, думала: «Парень наш русский, простой Мимино, просит Ларису Ивановну». И как же тебя зовут, Ангел? Надеюсь, не Мордыхай? Еврей должен быть красивым двухметровым блондином и называться не «Мордыхай с Ручкой», а, скажем, Максим Каммерер-Ростиславский...
— Мама, он в воду подлил водяру, а ты напилась и вот…
— Сынок, пойди, погуляй. Я хочу побыть с Ангелом наедине. Не бойся за меня.
— «Не бойся за меня». После того как мой отец Абрам выгнал нас в пустыню, я уже евреям не верю.
— Ишмаэль, чтоб я не слышала не одного плохого слова о твоем отце! Ты еще мал, чтобы понять, что твой папа делает для нас только хорошее. И все евреи делают для нас только хорошее. Так что иди, поищи что-то поесть в пустыне. Ангел, ты можешь моему ребенку организовать дичь?…
Прошло сорок минут
…— Ангел.
— А?
— Весна, коты, Любовь и Ты.
Любовь и ТЫ, весна, коты.
— Дивные строки, Агарь. Сама сочинила? Кстати, если уже об этом зашла речь. Мы уже с тобой не расстанемся. Пока глухота не разъединит нас.
— Правда? А что буде дальше Ангел? Что будет с моим сыном?
— Он вырастет и станет непревзойденным стрелком из лука. Он поселиться в пустыне Паран и ты женишь его на египтянке. И еще от него произойдет большой народ под названием арабы.
— Ангел, не наваливайся на меня как Ростовский прокатный стан, мне тяжело. Лучше расскажи, что будет со мной.
— О-о, Агарь! В твоей жизни еще будут тянущиеся к репке мамки, дедки, внучки и жучки. Впрочем, в Ветхом Завете о тебе больше не вспомнят. Но о тебе вспомнят в Коране, где опишут, как мы с тобой полетим в Мекку.
— Ангел, ты все-таки балбес в свитере с оленям. Немедленно перестань меня целовать, мне стыдно, я же вся в песке. Впрочем, препятствием для голодного художника это служить не может, как я вижу. Ангел, перестань! Лучше скажи мне, а что такое Коран?
— Коран? Да как тебя сказать. Коран — это от слова קרא (коре) — читать. Это то, что нужно читать.
— Книга, чита-а-ать (лежит без одежды и полна кокетства. Грудь большая). Ангел, скажи, а, может быть, в этой книге удастся опубликовать что-то и из необъятного чойбалсановского наследия…
PS. Меня обвиняют в том, что мои тексты являются плагиатом Лео Таксиля. Кто обвиняет, может укажет, что конкретно я украл?
