Юность моя прошла в атмосфере огромного трудового подъема и
энтузиазма, о чем я совсем не жалею. Это сейчас люди офигели от
вседозволенности, а тогда времена на дворе стояли целомудренные, все мы строили
коммунизм, а интернета вообще не было.
Хотя уже вражеские голоса намеками на
существование секса на Западе больно ранили душу. Но, вдохновленные успехами
советского народа в деле освоения космоса, коровы еще повышали надои день ото
дня.
Я учился в девятом классе и мне, уж не знаю из каких соображений, был
подарен одеколон «Красный октябрь» парфюмерной фабрики «Алые паруса». Или
одеколон «Красные паруса» фабрики «Алый октябрь», я уже точно не
помню.
Задумчиво разглядывая бутыль с алым одеколоном, я взвешивал разные
возможности его использования, пока принял единственно верное решение. Приняв
его, я, желая сделать любимой девушке приятное, вылил его на одноклассницу во
время невинной прогулке в вечернем парке.
Как она сразу запахла! А как
закричала!!! Одеколон "Октябрьский парус" цветом был как антифриз Л40 один в
один. И, как показала жизнь, запахом эти две жидкости тоже были похожи.
Вначале она попросила меня застрелиться, или, по крайней мере, перерезать
себе вены, а затем повесится в гараже. От избытка чувств она даже цитировала
поэму «Гайдамаки» Тараса Шевченко:
Дайте ляха, дайте жида!
Мало
мені, мало!
Дайте ляха,
дайте крові наточить з поганих!
Крові море…
Мало моря….
Но потом в кустах рояль заиграл «Бессаме мучо» в исполнении
Джо Дассена, отчего гайдамаки как-то сразу провалились в тартарары вместе с
кобзарем. А мне посчастливилось отмывать ее от одеколона «Парус Октября» в
ванной лично. Так что все, что не делается — все к лучшему, потому что именно
это событие очень поспособствовало моему окончательному половому созреванию.
Банщиком я оказался неумелым, но похотливым.
В классе она сидела впереди
меня, и, до эпизода с одеколоном «Алая Краснота», наши отношения не заходили
дальше того, что на перемене я опустил ей за шиворот огромного шевелящего
лапками жука. Не знаю, как у жука, но у меня при этом все пульсировало от
избытка жизни...
…Потом, лежа в кровати, она утверждала, что евреи – это
особая нация, уникально талантливый паразит на теле других народов, двигатель
мирового прогресса, а так же источник бед и фатальных несчастий для впустивших
ее стран и империй, которые евреи сначала создают, потом помогают им расцвести,
но в дальнейшем злобно и коварно разрушают. Причем всегда с большим шумом и
грохотом.
На что я ей отвечал, что, в силу свойственной евреям высокой, хотя
и упаднической культуры в сочетании с высокой степенью похотливости, а так же
вырожденческого матерого хищничества они обычно успешно борются за тайное
мировое господство. И, в результате этой борьбы, у них часто формируется раннее
половое созревание, а так же усиливаются черты, связанные с размножением.
Тут, логически подведя ее к пониманию исторической неизбежности ожидаемого
события, я ею снова овладел. И, что характерно, непростых нравственных дилемм
при этом передо мной не встало.
А, отдышавшись, я констатировал, что именно
за это евреев повсеместно и несправедливо преследуют завистливые туземцы, щирые
кобзари и гайдамаки а так же прочие представители коренных нордических народов.
И еще я ей говорил, что она девушка, для которой улыбка – это завеса от
слез. И у которой боль и обида насквозь заполняют ее маленькое тело. Почему
именно это заполняло ее маленькое тело, я уже тоже не помню. Но помню, что уже
тогда моя речь была метафоричной и образной.
Через три месяца моего папу
перевели в другой гарнизон, и я потерял с ней связь. Но почему-то в последнее
время ее маленькое тело снится мне все чаще и чаще.
